«В моей жизни чуть не хватило пауз...
В моем мире нот оказалось мало...»

    Волонтер по жизни

    С героиней этого интервью мы познакомились очно на Международном конгрессе «Отечественные традиции и новации в психотерапии, практической и консультативной психологии», который проходил в Москве в октябре. Я просила ее об этой встрече, очень ждала ее, потому что материалы собеседницы, которые регулярно поступали в редакцию газеты, были очень живыми, актуальными, на злобу дня. Спектр психологической работы, о которой она писала-отчитывалась, — совсем не женский. Да, это одна из граней нашей профессии, но гораздо естественней выглядел бы на этом месте мужчина: этакий вояка-спасатель-психолог, как говорится, три в одном. Писала она всегда о волонтерской психологической помощи, о работе, которую невозможно распланировать, которая, в большинстве своем, появляется неожиданно и исключает всяческое промедление. Писала четко, констатируя факты, не вдаваясь в душещипательные подробности чрезвычайных ситуаций, сухо, строго по фактам, хотя сама и ее коллеги, члены ОППЛ, оказывались в числе первых прибывших в «горячую точку», наряду с представителями МЧС. Масштаб и результаты работы, проведенной ее командой, впечатляли всегда. Естественно, образное мышление, помноженное на эффект новостей СМИ, само дорисовывало при прочтении ее статей страшные картины суровых событий нашей действительности, которые нет-нет да имеют место быть. «Психологическая помощь пострадавшим от терактов в Волгограде», «Психологическая помощь беженцам из Украины» — это из последнего опубликованного… Под влиянием всех существующих и возникших у меня лично стереотипов, я и рисовала себе образ моей героини: крупная, громкоговорящая командирша-психологиня, одним словом, мужик в юбке…

    Каково же было мое удивление, когда я увидела изящную, миловидную женщину с томно-напевно-вкрадчивым голосом, с обволакивающе-завораживающим обаянием, всю такую сверхчувствующую, сверхчувствительную. Как будто в душе ее живет музыка, а глаза полны верой надеждой и любовью. Уже потом, после нашего общения, я поняла, что именно так и есть на самом деле. Но это было позже. Сразу же — читался внутренний стержень, несмотря на все визуальные и поведенческие женские штучки. И вспомнилась фраза из совсем недавно прослушанного ее отчетного доклада о работе Комитета по волонтерству ОППЛ: «… я — волонтер по жизни»…

    Многие, конечно, уже поняли. Это Инна Казимировна Силенок.

    silenok inna kazimirovna

     

    Председатель Комитета по волонтерству Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги, вице-президент, действительный член и преподаватель международного уровня ОППЛ, вице-президент Общероссийского Совета по психотерапии и консультированию, председатель Совета по психотерапии и консультированию Краснодарского края и республики Адыгея, психотерапевт единого реестра профессиональных психотерапевтов Европы и единого Всемирного реестра, представитель ЦС ОППЛ по ЮФО РФ, психолог, бизнес-тренер, мастер НЛП, эриксонианский гипнотерапевт, директор Центра психологии и бизнес-консультирования «Логос» (г. Краснодар), главный редактор психологической газеты «Золотая лестница», композитор, музыкант, поэт.

    Е.В. — Одна фраза сказала мне про Вас все: «Я — волонтер по жизни». И я поняла, что если у человека такой основополагающий жизненный принцип…

    И.К. — Но это, действительно, так. И никто, и ничто не может помешать мне жить так. Чтобы у меня не болело, даже если я теряю сознание, падаю, я всегда все делаю. Может, иногда медленнее, потому что неважно себя чувствую, я ведь женщина, живая, но все равно всегда продолжаю делать свою работу. И это родом из детства. Я очень сильно болела в детстве, но никогда не пропускала ни уроки, ни общественные занятия-задания, думала о том, что подведу остальных, как я буду жить после этого. С маленького возраста у меня очень сильная ответственность, ну, да, температура, ну и что, выпил аспирин и пошел, если не заражу людей. И так — до сих пор. А если знаю, что могу заразить, тогда — стоп, табу. Все делаю дома, дистанционно, пока я не уверена в том, что никого не заражу. Для меня очень страшно вред кому-то причинить.

    — И поэтому, когда вред причиняют другим, Вы — в первых рядах?

    — Ну, да.

    — Сколько лет Вы возглавляете Комитет по волонтерству ОППЛ?

    — Комитет мы создали недавно, в 2012 году. А занимаюсь я этим очень давно. Во-первых, я специально для психологического просвещения газету сделала. Она издается с 2006 года, за наш счет содержится, делается для души. (Газета «Золотая лестница» — печатный орган Центра «Логос», учредитель: Силенок П.Ф. — супруг моей сегодняшней героини, главный редактор: Силенок И.К., — примеч. автора).

    — Я просмотрела всего несколько номеров, она очень душевная, для широкого круга читателей. Не научная.

    — Да, не научная. Мы когда выпускаем в Краснодарском крае сборники, они — научные. Цель же этой газеты — оповестить как можно больше людей, что если на душе плохо, можно к психологу сходить, а не выпить вино или водку с подружкой. Совсем не обязательно изливать весь негатив на кого-то из близких, не нужно замыкаться в себе, и не от всего помогают какие-нибудь клубы по интересам. Бывают ситуации, когда нужен профессионал, и вот в этой газете мы рассказываем, какие бывают психотехнологии, чем они занимаются, какие существуют точки зрения, отвечаем на вопросы.

    — То есть такой элементарный психологический ликбез?

    — С одной стороны, да, все именно так. С другой, мы стараемся держать такую рамку, чтобы быть интересными и специалистам, поэтому у нас бывают и статьи академические, которые пишут ведущие специалисты в области психологии, психотерапии в русскоязычной среде. Доморацкий нам пишет, например, А. Ф. Ермошин. В.В. Макаров у нас публиковался, Г. А. Макарова, И. А. Чеглова. П.Ф. Силенок почти в каждый номер готовит статьи. На самом деле, основное количество авторов у нас — это члены Лиги. Но, конечно, в большей мере с Южного Федерального округа и Москвы.

    — А Вы сами откуда родом, Инна Казимировна?

    — Дело в том, что я из Грозного, и я была в этой войне, прошла огонь, воду и медные трубы, очень много тогда пришлось пережить, это было трудно, и ничего не осознавалось, лет мне было мало. Рожала я в роддоме, который обстреливался, то есть насмотрелась и натерпелась, но переживала тогда только за ребенка. Понимание, что это опасно, вот идем по улице, и пули летают, оно было каким-то диссоциированным, это потом понятно стало, что травматизация была… Потом я переехала на Украину, потом в Новороссийск, поездить много пришлось. Но именно в Новороссийске я поняла, что иду по улицам, от людей шарахаюсь, сделала выводы, что с этим надо работать. В Грозном мы шарахались, так там могли и ножом пырнуть на улице, и выстрелить в тебя, там всегда было много бандитизма, не только в войну, но и в предшествующие ей годы. И я, поймав себя на этих ощущениях, решила, все, стоп, я нахожусь на мирной территории, хотя это были бандитские времена, но в мирное время, сравнивать было нельзя. Я стала узнавать, а что у нас есть в городе, какие психологические центры, где мне могут помочь. Пришла во «Всемирный центр взаимоотношений», там обучили инструкторов иностранные специалисты, приезжали американцы, вели тренинги. Я прошла сначала все их курсы, они меня еще и главбухом взяли в эту организацию, потом стала узнавать, какие курсы есть еще. Потом я стала ездить в Краснодар учиться, постоянно над собой работала. Открыла постепенно свой бизнес, зарабатывала деньги, и все деньги у меня уходили либо на ребенка, либо на мою учебу. То есть я считала, что вкладывать надо именно в себя. У меня не было мыслей, что я буду когда-то кому-то помогать, что я стану психологом. Я вообще по образованию инженер-нефтяник с красным дипломом, специализация — автоматизация химико-технологических процессов и производств, но у меня еще за плечами — музыкальное училище Грозненское. Меня приняли в музучилище во время учебы в нефтяном институте, писали письма представители Союза композиторов Чечено-Ингушского с ходатайствами, тогда ведь было запрещено подобное совмещение обучения. А я уже писала музыку. И меня приняли как уникального музыкального ребенка с абсолютным слухом.

    — Такое сочетание образований?!

    — А я и в нефтяном институте со сцены не слазила, на пианино играла. Меня весь город знал именно как пианистку. Ну, и в результате ходила-ходила на разные тренинги, и когда прошла уже НЛП полностью, я стала понимать, что мне это очень помогает, в первую очередь, как руководителю. У меня был свой бизнес, который развивался, я проводила всевозможные фестивали, мероприятия. Я была, например, руководителем конкурса «Краса России» по Новороссийску, я рисовала модные коллекции. То, о чем я Вам сейчас говорю, происходило все одновременно, это про три года своей жизни я рассказываю, 1995,96, 97. С 1995 года я активно начала посещать психологические тренинги, до этого — так, совсем чуть-чуть.

    — То есть третье образование — психологическое — оно и стало таким решающим жизненным фундаментом?

    — Да, но это уже когда я переехала в Краснодар. А понимание того, как это помогает, как это нужно мне как руководителю, как это здорово, оно пришло именно когда я прошла НЛП-мастер. А еще я тогда же завершила прохождение курса эриксоновского гипноза.

    Я вела программы «Стиль» по радио. У меня вначале были какие-то проблемы, я волновалась, в прямой эфир надо выходить, а у меня что-то внутри перехватывает. А я вела их часто, почти каждую неделю. Это была такая программа, сначала на радио «Европа+», потом на радио «Новая Россия», меня приглашали вести именно ту часть, которая связана с модой, и когда я прошла курс эриксоновского гипноза у Петра Силенка (Петр Силенок — канд. псих. н., психотерапевт единого реестра профессиональных психотерапевтов Европы и единого Всемирного реестра, сертифицированный мастер-тренер НЛП международной категории региональный представитель европейской ассоциации НЛП-терапии, действительный член и преподаватель ОППЛ, член Совета по психотерапии и консультированию Краснодарского края и республики Адыгея, руководитель Центра психологии и бизнес-консультирования «Логос» (г. Краснодар), — примеч. автора), который потом уже стал моим мужем, много лет после этого. Я сначала у него отучилась, была любимой ученицей.

    — А потом любимая ученица стала любимой женщиной?

    — Да. Я когда из Краснодара приехала после его курса, и это, помню, было в понедельник, а в субботу я выхожу в эфир, и вдруг понимаю, что говорю гладко, спокойно, без запинки, и говорю совсем не то, что собиралась, но очень хорошо. То есть какой-то блок снялся этим курсом, и я стала очень хорошо разговаривать, и все сразу заметили, насколько это гладко и красиво у меня получается.

    — Ученица оказалась отличницей и превзошла своего учителя?

    — Я не знаю. Но именно тогда я подумала, что надо учиться еще более серьезно. А потом у нас с Петром начались отношения, потом мы поженились, стали жить на два города, и я организовала ему Центр в Новороссийске, он из Краснодара потому что, а я была в Новороссийске. Он заканчивал Ленинградский университет, защищал диссертацию и работал при этом потом в Краснодаре, туда переехал. И вот когда мы уже поженились, и я стала приводить в порядок его бизнес, я поняла, что чтобы все это развивать и выводить на новый уровень, надо еще учиться, и поступила в университет. На психолога. И во время учебы и после окончания я стала приглашать разных специалистов к нам в Центр. Помимо того, что Петр вел курсы НЛП-практик, НЛП-мастер и эриксоновский гипноз, стало понятно, что надо другие программы развивать, и мы стали расширяться-расширяться… Потом Сандомирский Марк Евгеньевич к нам приезжал, вел семинары и предложил мне в Лигу вступить, сделать представительство ОППЛ. Это был 2006 год. Центр «Логос» был создан уже давно, в 1995 году, но он был не очень большой, а теперь он самый большой в Южном Федеральном округе. У меня же гигантомания: я люблю делать все большое, я не люблю делать что-то маленькое. Сразу возникают идеи, что еще можно сделать, добавить, кого еще пригласить, и как говорится, «Остапа понесло», остановить меня в таких случаях очень трудно. С 2008 года мы съезды проводим, декадники каждый год, потом я стала делать конкурсы молодежные, с 2006 была уже газета.

    — Газету Вы создавали?

    - Я создавала. Отчасти и для того, чтобы Петр на регулярной основе публиковался. Я сделала исследование. Вышла на улицу, вывела с собой еще несколько студентов психологического факультета и провела опрос: обращаются ли люди к психологу; имеют ли представление, когда это уместно и необходимо, если да, то сколько раз консультировались; обращались ли к психологу их знакомые; что они делают в сложных жизненных ситуациях для их разрешения; кто им помогает, когда на душе плохо и так далее. Мы много народу опросили, интенсивно поработали, я даже этот опросник на одном из прошлых конгрессов приводила. Статистика была печальная, после чего я и решила, что с этой ситуацией надо что-то делать. Пришло такое генеративное решение — создать газету. У нее был тираж 10.000, и мы, буквально, в каждый дом разносили газетные выпуски бесплатно, она выходила 2 раза в месяц. Это было очень дорого, крайне убыточно. Но Петр благодаря газете постоянно писал, и через два года выпустил свою первую книгу, именно потому, что я его постоянно дергала.

    Кроме этого, я регулярно провожу большие творческие конкурсы краевые, там и композиторы, и исполнители, и поэты, и художники.

    — Но это все Вы делаете на основе своих личных материальных вложений или теперь уже, благодаря популярности и доброму имени, у Вас появилась поддержка извне?

    - Но уже сейчас оказывают поддержку символически, помещения дают самые нормальные, время от времени депутаты средства выделяют, очень много по-прежнему делаю за свой счет, процентов 70, но 30 процентов мне выделяют, и это очень позитивная динамика. Не делать не могу, ну, хоть меня убей. Вот у меня приходит мысль: так, вот надо провести семинар, так как скоро у меня будет конкурс «Пою тебя, моя Кубань», 120 победителей, 8 номинаций, 5 возрастных категорий, и первое, второе, третье место. Это где-то порядка 600 финалистов.

    — И это все только на Ваших плечах? А департаменты образования, культуры этим не занимаются?

    Я подхожу к этому несколько по-другому. Мне же важен каждый человек. Люди — это главное для меня. Я когда это осознала, иначе относиться к своей работе начала. Организовывая конкурс какой-либо, хочу, чтобы каждый о нем узнал. Для этого рассылаю огромное количество писем всем организациям края, методично и настойчиво. Более того, мы прозваниваем и проверяем, а вдруг кто-то не получил письмо, а вдруг оно не дошло, или его не заметили, и потом уже мы с организациями контактируем, и они начинают направлять нам участников. А ведь есть положение о конкурсе, сроки, и если это проводится департаментом, то все соблюдается строго, подал заявку не в срок — ее уже не примут, а я приму. Я приму даже накануне конкурса, когда мне очень тяжело перепечатывать бланки жюри, но я приму, так как если я сейчас человека с его творчеством отвергну, а вдруг это для него последний шанс? Вот ко мне приезжали бабушки из края, из отдаленных станиц, так они плакали, что первый раз попали в органный зал, я финалы конкурсов провожу в органном зале. Вот как я могла не дать им такую возможность. И иногда это не такие уж профессионалы, а графоманы, меня ругают часто, но как я не выпущу эту бабулечку на сцену, если я представляю, что это такое для нее: ей 78 лет, она вышла на сцену органного зала, приехав из своей станицы Варениковской или Брюховецкой, это же ее звездный час, да они даже болеть перестают. Но, конечно, в этом есть обратный ход маятника, мне могут позвонить как в 7 утра, так и в 12 часов ночи, и ладно они мне стихи хотят прочитать, они же еще и поют по телефону.

    — А Вы вне зоны доступа, естественно, не бываете?

    — Ну, когда лечу в самолете, бываю, конечно.

    — Только в небе отдыхаете?

    — Иногда извиняюсь, когда на заседаниях нахожусь. Вот я вчера сидела на конгрессе, а мне звонят: дедушки-поэты, руководители общественных организаций, непрерывно. «А Вы что завтра не будете на нашем мероприятии?», — интересуются. Ну, никак не могу, на сей раз. Но это крайне редко.

    — Понятно, Инна Казимировна, Вам главное — людской отклик, но, зная, что Вы — такая звездочка на Кубани, неужели никто из властных структур не пытался привлечь Вас на свою сторону или в свои ряды, видя Ваши организаторские способности и потенциал?

    — Я в Краснодаре — председатель Комитета по молодежной политике городского отделения политической партии «Единая Россия». И еще я веду прием граждан с главой города, я знаю половину депутатов гордумы и ЗСК, с кем-то у меня хорошие отношения, с кем-то нет никаких отношений, кого-то я раздражаю своей активностью и хорошим видом, это люди, это понятно, я при этом ко всем отношусь хорошо, многие при этом говорят: «Ну, это Силенок, она же добрая, она всех прощает».

    — Но что первично было: Вы сами себя создали, свой мир вот этот, а потом вышли на контакт со структурами? С «Единой Россией», например, как получилось?

    — С ними вообще интересно получилось. Пришло письмо от В.В. Макарова, что вот, мол, работают психологи в Санкт-Петербурге в общественных приемных партии, и что надо в региональных отделениях установить такие же отношения. А я же исполнительная. Надо, значит, будет сделано. Не думала, что не во всех регионах на это пойдут. Решила, что если я хочу контактировать с какой-либо структурой, надо входить в ее состав, потому что если я буду как сторонний наблюдатель, ничего не получится. Поэтому я вступила в партию. А у меня же уже много к тому времени мероприятий проходило, я все крупные формы деятельности проводила, меня в городе знают, что я такая вся активистка, газета у меня есть, с многих сторон знают. Пообщались, заключили договор. Приезжал Виктор Викторович Макаров для этого. Заключили и все: тишь-блажь-благодать. И тут вдруг случается следующая ситуация: глава ведет прием первый со мной, и этот прием проходит в два раза быстрее, чем без меня, люди перестали ему пересказывать свою биографию, сидеть плакать не по делу, они заходили, спокойно рассказывали свою ситуацию, целенаправленно обращались, благодарили и уходили. Получилось: небо и земля. Через месяца три глава попросил, чтобы я вела с ним прием еще и в муниципалитете, тоже раз в месяц. Вот уже почти пять лет, как я веду прием с главой два раза в месяц. Я очень благодарна Владимиру Лазаревичу Евланову — нашему главе — за поддержку. Это очень способствует продвижению профессии психолога в массы и психологическому просвещению.

    — Замечательный итог психологической волонтерской деятельности.

    — Знаете, волонтерство ведь разное бывает, вот когда мы проводим праздники на улицах, тренинги с детками — это все радостно, это творчество, и там много чего можно придумать, и мы каждый раз делаем то, что не делал никто и никогда. Еще почему меня до сих пор терпят, при том что я вся такая заметная и красивая? Потому что знают, что я такое придумаю, что это будет звенеть и греметь, а оно как-то само приходит. А потом просят, чтобы я письма написала в разные департаменты, и они содействие оказывают.

    — Главное, чтобы еще и спицы в колеса не ставили?

    — Безусловно. А вот то волонтерство, которое связано с ситуацией ЧС, там не творчество, конечно. Например, в Крымске. Как только услышала, что случился потоп, подумала, а кто поедет, ситуация какая: я же понимаю, что сейчас все туда ломанутся и начнется куча сплетен, слухов, разговоров, раздуваний, и поэтому никого никуда не будут пускать, чтобы этого избежать. Я же знаю специфику профессионального сообщества психологов, они очень ориентированы на отношения. Они не всегда ориентированы на дело, не очень умеют «ходить строем». Они — личности, не готовы работать под эгидой МЧС, часто есть такие проблемы: «25-летняя девочка из МЧС будет меня строить, а я со стажем работы 25 лет», то есть эти все темы — они есть. Поэтому я подумала, что меня знают, я веду прием с главой, точно пустят. А еще было не просто и проехать, я позвонила депутатам из своего комитета, чтоб дали машину, один согласился, надо же было, чтобы если остановят, удостоверение показать. Но нас даже не остановили. Мы приехали вторыми за МЧС, я взяла еще трех мужчин-психологов, так как понимала, что если будут панические атаки или агрессии, то моей комплекции может не хватить. Приехали, а там уже палатки МЧС. Нашла их психологическую службу, они нас посадили на прием заявлений, часов 6 посидели на этой работе, жара была 45 градусов, потом пришел руководитель психологической службы, сказал, что готов с нами работать, то ли почувствовал, что мы настроены на серьезную работу, то ли прозвонил, навел про нас справку. Оказалось, что у них всего 7 человек сотрудников-психологов, потом еще 10 приехало. Но это все равно мало. Я спросила, сколько людей нужно. А беда — то охватила не только Крымск, но и близлежащие села-поселки. Он сказал: «Завтра к восьми утра надо 10 человек привезти». Это было в 6 часов вечера. Я пока доехала до Краснодара, прозвонила, набрала команду, мне же еще не отказывают, я знаю, что если попрошу, они поедут, не откажут, я ведь всем всегда помогаю.

    — То есть существует команда единомышленников, на которую Вы можете рассчитывать в трудное время?

    — Ну, конечно. И потом люди знают, что я всегда поддержу и помогу, и если люди помогают, я ведь даю возможность бесплатно учиться или делаю большие скидки, и я во всем всегда проконсультирую, помогу.

    — То есть Вам не отказывают?

    — А как откажешь в такой ситуации?

    — А как супруг на это все реагирует?

    — Ну, он смирился давно, он понимает, что иначе я не могу. Конечно, ему меня не хватает периодически. Но он понимает, что я не смогу по-другому. Крымск, например, ему очень тяжело дался. Я там была сутками, приезжала только постирать форму на пару часов домой, если не было воды там. Принять душ. Спала я только в дороге. Потом у меня начался панкреатит, тогда он меня недели на две оттуда вывез, но я не могла не быть там, я очень переживала, хотя уже и штабы там распустили. Я вернулась и была там уже посменно, но до октября. С 8 июля по октябрь.

    — Он приезжал к Вам?

    — Он один раз туда приехал, посмотрел на этот дурдом, и сказал, что это не очень его. Однозначно, там нужен другой тип людей.

    — Не его? А какой он тогда?

    — Он необыкновенно талантливый, очень ученый, очень грамотный психотерапевт, очень харизматичный, он не умеет «ходить строем». То есть там надо «ходить строем», там надо очень четко выполнять пошаговые инструкции, проводить огромный объем работы, понимать, что вот на этого человека у тебя три минуты, на этого — 15. И вариантов здесь нет. Ну, вот такая ситуация. Он так не может. Он должен провести полноценную консультацию. Там совсем другой тип людей должен быть.

    — Но супруг с трепетом, уважением, сочувствием и пониманием того, что Вам это дано, к Вашему труду относится?

    — Конечно. Он очень меня уважает, ценит и любит, безусловно. Конечно, ему очень тяжело такая моя работа дается, но он очень выносливый в этом смысле. В Крымске, я начала рассказывать, вот почему творчества нет. Более того, после Крымска я два месяца не могла петь и сочинять песни, музыку. Я была «пустая». Хотя перед этими событиями начала писать свой диск песен и романсов «Россия моя». Что-то подобное со мной уже было после Грозного. На протяжении двух месяцев я не слышала ноты, у меня напрочь пропал абсолютный слух, я была в ужасе, не представляя, как буду так жить дальше, мне было 22 года. Но потом слух вернулся…

    — А у Вас часов в сутках сколько?

    — Я же не каждый день рисую, стихи пишу — когда найдет вдохновение.

    — Все виды творчества Вам подвластны, получается: на фортепиано играете, музыку сочиняете, стихи пишите, рисуете?

    — Импровизирую еще. А танцую обычно, как все. Леплю я не плохо, но давно этим не занималась.

    — Все это с детства, с генами и воспитанием родителей?

    — Ну, конечно, у меня дед — художник, бабушкина мама пела оперные арии, бабушка тоже пела по радио в Ленинграде, пока ее всех родных немцы не сожгли в усадьбе, потом петь перестала, несмотря на то, что голос всегда был хороший. У меня, действительно, наследственность хорошая. У моей бабушки русский язык был седьмым языком, который она знала, представляете?! Родители были в моей жизни, но не так, как бабушка. Папа работал директором огромного завода в Грозном, абсолютно гениальный ученый-производственник, он много лет ездил на совещания СЭВ по науке от СССР. При этом он все умел делать своими руками… Все от всех взяла.

    — А нет такого чувства, что сейчас успеваете везде одинаково хорошо, но если бы это было какое-то одно направление деятельности, то оно было бы доведено до феноменального уровня?

    -Да, вот если бы я только музыкой занималась, например, наверное, так и было бы. Но не сложилось. В 90-е в Новороссийске было совсем не до музыки, надо было выживать.

    — А приоритеты для себя из всех родов деятельности Вашей вы как расставляете? На первом месте что?

    — На первом месте — работа с детьми и родителями. Больше всего люблю. И волонтерская, и такая. На втором — все волонтерские акции, не могу, не выдержу без этого. Музыка — она за рамками, потому что это — я, она не может быть на каком-то месте.

    — Вы отдыхаете в музыке?

    — Я в ней живу. Это мой язык, это вместо внутреннего диалога. Я же слышу музыку, сразу вижу нотную партию, могу записать ноты. Я могу написать нотами любое музыкальное произведение, которое слышу, я их сразу вижу. Я в этом купаюсь. Я когда читаю стихи, у меня сразу рождается музыка к ним. И я могу их спеть. Даже стала сразу на диктофон писать. За полтора месяца я сочинила 15 песен и романсов, они все изначально были либо на телефоне, либо на диктофоне. Сейчас готовлю сольный концерт, пою свое. Там будет еще скрипка и виолончель. Очень хочу свой этот проект воплотить в жизнь, он для меня крайне интересен. Но я понимаю, что в это могу только окунуться, уйти навсегда нельзя. Музыка — это важно, но это очень сильно для души, а надо же еще пользу приносить. И это ведь не попса, это узкий круг. Понятно, что бабушки любят мои песни и поют их хором. Но я же не могу собрать всех бабушек к себе на концерт, мне проще им дисков надарить. А вот когда я занимаюсь этими акциями волонтерскими, это для общества. И если я за день ничего полезного для людей не сделала, такое очень редко бывает, но очень тяжело это переживаю. Я чувствую, что это ужасный день.

    — И тогда что? Ну, не сложилось, не получилось? Самоедство начинается? Вы завтра в два раза больше сделаете? Или будете себя как-то наказывать? А, может, стихотворение грустное напишете?

    — Нет, себя наказывать я не буду. Буду успокаивать. Но у меня такое очень редко бывает, подчеркиваю. У меня же выходных нет, я всегда делаю добро. Но иногда это для большого количества людей, а иногда — нет.

    — Вы сколько лет с супругом вместе?

    — 15.

    - И все 15 лет Вы жили так, у Вас не было выходных?

    — Сначала не было выходных, потому что мы жили на два города. Потом, потому что надо было все делать: то ремонты, то развивать-организовывать свое дело. У нас ведь какой род деятельности, когда люди отдыхают, мы в это время семинары ведем. В будни, когда они работают, мы то руководящей работой занимаемся, то по инстанциям ходим, организационной, поэтому сказать, что какие-то выходные были, тоже не очень могу.

    — Муж тоже в таком же ритме, как и Вы, живет?

    — Нет, у него должен быть хотя бы один или два выходных. Он работает много, он ведет семинары, принимает клиентов, пишет статьи, но у него вполне нормальный ритм. Он же старше меня, ему 60 лет. То есть тоже трудоголик, но не такой сумасшедший, как я. Я понимаю, что у меня с этим перегибы. Но получается, что есть вещи, которые я очень хочу сделать, и есть те, которые очень важно сделать. А еще есть то, что приходится делать. И что из этих трех категорий я могу не делать? И получается, что все время в работе.

    — Но, я думаю, супруг Вами гордится невероятно?

    — Да, он гордится. Но и я же им тоже очень горжусь. Он — гений у меня, он необыкновенно талантливый. А эти чудо-исцеления, когда он ведет приемы: человек то с инвалидного кресла встал, то заикаться перестал. Он же у нас в ЮФО — самый-самый!

    — Вы влюбились в него как в психолога сначала?

    — Как в учителя.

    — А как Вы смогли убедить его в своей любви? Как зажглась взаимная искра?

    — Я не убеждала. Я у него училась очень хорошо. Была лучшей ученицей. У меня склонность к НЛП, лингвистика — это мое. Не случайно же я стихи и прозу пишу, хорошо чувствую слово, я чувствую музыку слова, как музыкант: гармоничная ли фраза или с ограничениями. Это очень мое. И мне НЛП очень хорошо легло, как и эриксоновский гипноз. Тоже моя психотехнология, как и музыкотерапия. Эти три направления — самые мои, хотя в работе использую и гештальт, и психодраму, и транзактный анализ.

    А еще, плюс к тому, что я была примерной ученицей, я же из Грозного, я очень уважаю учителей. У меня к ним особенное отношение. Вот когда М.Р. Гинзбург (д. псих. н., профессор МГУ, член-корреспондент Академии педагогических и социальных наук, член докторского Ученого Совета МГУ, ведущий специалист в области эриксоновского гипноза, — примеч. автора) приезжает, мой преподаватель по гипнозу, я всегда думаю, чтобы такого приготовить, что он любит. Я очень слежу за тем, как я его поселила, я очень переживаю, что что-нибудь сделаю так, что ему будет не комфортно. Тоже мой учитель. Учитель — это святое для меня.

    — Это восточное воспитание?

    — Ну, конечно. Я — очень восточная женщина. К мужчинам отношусь соответствующе. Считаю, что мужчина все равно выше. Я смотрю на мужчину снизу вверх. Я считаю, что женщина должна подавать, ухаживать, не должна спорить, а должна относиться уважительно. Если мнения расходятся, свое можно оставить при себе. Я, действительно, так думаю. Я так воспитана. Моя бабушка училась в пансионе благородных девиц в Польше, у меня очень много кровей, семь или восемь: есть еврейская, украинская, турецкая, венгерская, русская, карельская, но больше всего — польской.

    Это еще от бабушки у меня. Как интересно, я это не осознавала раньше. Сидит мой сын, бабушка ему режет бутербродики, малюсенькие делает, чтобы он не напрягался, не кусал, и в рот кладет, гладит по головке и приговаривает: «Ты ж мой барчук!» Я говорю: «Бабушка, что ты делаешь?» А она: «Инночка, ты не понимаешь: девочка — всегда золушка, а мальчик — барчук!» Сыну тогда 2-3 года было, мне — 24. Я его в 21 родила. Именно тогда я начала все понимать. Чтобы папа пришел с работы, и я не подала есть?! Я с раннего детства все делала по дому, вставала рано, готовила завтраки, я приучена с детства к труду.

    — Я думаю, что при Вашей с супругом разнице в возрасте, он был восхищен такими мыслями и жизненной позицией юной особы?

    — Я не знаю, как это получилось, но я всегда считала, что единственный нормальный мужик — это Петр, и тот женат. На тот момент так было. При этом он сам подошел ко мне, уже после семинара, когда я у него уже не училась, подошел ко мне и при всех меня поцеловал. Я так растерялась, представляете, я же из Грозного. Мне 29 лет, я не маленькая девочка. У меня сын от первого брака, но как так? Подошел и поцеловал. Да, я в разводе. Но у меня аж поднялась температура после этого от стресса. Конечно, он мне всегда нравился, но у меня даже мыслей никаких не было. Во-первых, женатый мужчина. Во-вторых, намного старше. В-третьих, учитель. А тут меня прилюдно поцеловать?! Он все мои шаблоны этим разбил напрочь, представляете? Потом все стремительно закрутилось, я просто потеряла голову. Мой будущий супруг тоже. И мы не так уж долго встречались, он сказал, что будет разводиться, хочет жениться на мне.

    — Как Вам, такой Мэри Поппинс по жизни, человеку, которому важно, чтобы было хорошо всем вокруг, так начинать отношения каково было? Простите за такой, может, немного некорректный вопрос?

    — Нормальный вопрос. Тяжело давалось. Но я считаю, что любовь все спишет, любовь — это святое, потом я знала, что там отношения не складывались, задолго до того, как появилась я. Не во мне было дело.

    Я училась у него три года, и все это время у меня даже в мыслях не было.

    — Как? Вы сидели на первой парте, смотрели на учителя своими красивыми, умными, влюбленными, пусть как в учителя, глазами, и думаете, он этого не видел и не чувствовал?

    — Все было немного по-другому. Я всегда была очень занята. Я не сидела на первой парте. У меня было очень много работы. Я проводила свои фестивали моды в то время, организовывала встречи, выставки. Я заходила в класс в вот такой шляпе, платье со шлейфом и говорила: «У меня есть пятнадцать минут послушать, что ты сегодня преподаешь». Садилась в уголочке, а потом убегала. И это продолжалось столько, пока я не прослушивала весь курс.

    — То есть в это время у Вас уже была достаточно бурная деятельность?

    — Конечно! Я же почему так долго училась? Понятно, что можно заплатить, мне дадут сертификат, но если у меня в это время встреча или выставка, то я могу этот семинар посетить, разбив на половинки. А я же — учиться, так учиться! А если большой интервал произошел между образовательными ступенями, так я еще и на повтор могу сходить, я же в учебе — ну, очень большой перфекционист. Но у меня реально очень много работы было, я всегда пахала. Как проклятая.

    — То есть на тот момент, когда Вы пришли к Петру на курсы, он знал, кто такая Инна?

    — Все меня знали. Я была в десятке самых популярных женщин тысячелетия, живущих в Новороссийске, по версии газеты «Новороссийский рабочий». Все знали, что я — звезда.

    — И не побоялся, что, возможно, окажется на полшага позади?

    — Я так никогда не думала. Что так может быть. Для меня это неприемлемо.

    — Понятно, исходя из уже изложенных Вами взглядов на место и роль мужчины и женщины в семье. Но ведь по факту: если инициатор, организатор, вдохновитель, исполнитель во всех профессиональных и семейных делах Вы?

    — Он в крае всегда был известен. Я рядом с ним, чтобы восхищаться и поддерживать, он для меня — главный человек. Я для него — главный человек.

    — И Вы никогда не конкурировали между собой?

    — Да я вообще не понимаю, как можно конкурировать с мужчиной, а тем более с мужем. Я вижу, как многие это делают. Но не вижу в этом смысла. Мы все такие разные, мы столько вместе можем сделать, а тратить время и силы на такие эмоции, что кто-то лучше, кто-то хуже. Это такой маразм.

    — Тогда другой немного аспект. Вы оба амбициозные, две такие личности сошлись, это как-то льстило самолюбию?

    — Я об этом никогда не думала. У меня, действительно, от любви сорвало голову. Я вышла замуж, не приходя в сознание. Я не думала о том, как я буду свой бизнес закрывать в Новороссийске. Ни о чем не думала. Меньше чем за год стремительно оказалась замужем. Мы сняли квартиру, пока я еще не продала свою квартиру в Новороссийске. Мне важно, где жить. Мне надо, чтобы у мужа была всегда приготовленная на три раза в день еда.

    — Вы до сегодняшнего дня всегда это успеваете делать?

    — Конечно. Если в отъезде, я знаю, насколько дней у меня чего приготовлено. Если я в отъезде, то я просто не подаю. Но приготовлено у меня всегда.

    — Но это потому, что Вы такая максималистка или просто с синдромом отличницы во всем?

    — Нет, ну, как же…

    — Но Вы же тоже можете проспать, заболеть, не успеть?

    — И что, будет голодным муж? Вы знаете, для меня теме «накормить» — отдельная. Моя бабушка блокаду Ленинграда пережила, я этих разговоров наслушалась с детства. Потом в Грозном страшные картины были. Знаете, вот продавали овощи, на земле остался мусор, капустные листы, и вот я вижу, как бабулечка поднимает и забирает себе этот грязный помятый полугнилой капустный лист… Я не могу, когда люди голодные, я всех кормлю.

    — Но я думаю, что отдача благодарности от близких велика, и она Вас питает, приумножает Вашу энергию.

    — Конечно, а еще ведь меня еще и очень любят. И не только близкие. Мне посвящают стихи десятками. Сейчас один художник, Георгий Константинович Соколов, пишет серию картин под названием «40 выдающихся людей эпохи», мой портрет пишет в том числе.

    — Вам это греет душу?

    — Иногда мне неудобно, иногда это напрягает. Думаю, ну, вот опять кто-то будет завидовать, злиться, мешать что-то делать, устаю от этого, сама никогда никому не завидую, мне некогда этим заниматься.

    Иногда мне очень приятно, когда это какой-то очень хороший человек делает, я реально вижу, что душа вложена. Иногда меня немножечко смущает, когда чувствую какой-то подхалимаж или даже какое-то преувеличение моих способностей. Заблуждаются люди, пишут, что я какая-то совсем суперзвезда. Это же не во всем так. Я все про себя знаю: что я умею, в чем я действительно преуспеваю. Мне много чего не хватает.

    — Наверное, потому, что чем больше знаешь, умеешь, делаешь, более самокритичен к себе? А кстати, кто может переходить Вам в Вашей работе дорогу, зная, что Вы — «бюро» добрых дел, услуг и т.д.? Можно не поддерживать, не быть союзником-единомышленником, но дорогу переходить?

    Моя заметность напрягает. Кому-то из дам не нравится, что Силенок была на городском мероприятии в красивой белой шляпе. А то, что на улице +45? А накануне мы с мужем ехали из Кисловодска. Попали в аварию, на солнцепеке пока ждали ГАИ, я упала в обморок, и знаю, что завтра я опять могу потерять сознание и мне просто нельзя идти без шляпы? Я туда прихожу, все делаю. Потом уже буквально падаю на асфальт, но этого же никто не видел. Даже молодых девочек из «Молодой гвардии» на «скорой» откачивали. Это все неважно. Но то, что Силенок была в белой шляпе, видели все. И вот такого очень много.

    — Это еще, наверное, и с размером города связано? Все более-менее друг друга знают.

    — Наверное. А шляпки я люблю, и их у меня много. Я их редко ношу. Но у нас такое лето, что либо на такси с кондиционером, либо в шляпе!

    — А просто любить шляпки женщине нельзя, даже без учета климатической зоны?

    — Ну, понимаете, когда работаешь с представителями органов власти, политиками, надо минимизировать какие-то моменты…

    Все, что я ношу…у меня нет ни одной готовой вещи, я сама себе рисую одежду, и пальто, и плащи, сразу отшиваю коллекции, раньше и шила сама, а сейчас мне некогда, но рисую я все сама. Если нарисовала что-то трудное, непонятное, то и сама крою дома в зале на полу. Вот, видите, какой у меня воротничок! (И.К. кокетливо демонстрирует мне оригинальный контур лацкана пиджака, сделанный по ее эскизу, — примеч. автора).

    У меня прабабушка обшивала всю элиту в свое время в Грозном.

    А я уже и кроить не успеваю, лежит несколько отрезов тканей, очень надо, но никак не успеваю.

    — Ну, наконец-то, Инна Казимировна, мы выяснили, что хоть что-то Вы не успеваете?

    — А шляпки — тоже Ваши творения?

    — Есть те, которые я сама декорировала, есть готовые, но я их все очень люблю.

    — А никогда не возникало желания создать свое ателье, шляпный салон, бутик одежды, если мода, в том или ином преломлении, то и дело возникает в Вашей жизни: то Вы передачу про моду ведете, то конкурс красоты проводите, то сами себе модельер?

    — Мода, внешность — это хорошо. Но душа — это важнее. Я всем понемножечку занимаюсь. Не получается понемножечку только общественной работой. Там я не могу дозировать.

    — А что касается остального. Вот, например, книгу «Волшебные истины: пособие для родителей» сколько писали по времени?

    — 25 вечеров. В транс вошла и все написала.

    У меня есть диск, 90 минут транса, он записан за три утра. Я его, знаете, как записывала: на диктофон текст наговорила, села, не выходя из транса, музыку сыграла. Посмотрела — ложится одно на другое идеально, записала диск. Все свидетели этого процесса моего до сих пор в шоке пребывают, как это вообще возможно.

    — Это какое-то озарение должно произойти?

    — Нет, просто надо было сделать.

    Тот диск, который фортепианный, подготовлено было 27 произведений, 160 минут там, 2 диска, все не вошли. Это я делала 9 утр, по 3 произведения.

    -Это спонтанные утренние процессы?

    — Нет, это четко распланировано. Заказана студия к определенному времени. Я туда вырываюсь, добираюсь в пробках. Сажусь, играю. Сначала выдаю эмоции по поводу того, как я ехала сюда. Потом играю еще несколько, иногда успеваю либо песню записать, либо еще что-нибудь.

    У меня все импровизации, которые, например, в «YouTube» выложены, это я села и сыграла. Каждый четверг с 6 до 9 вечера я даю авторский концерт в выставочном зале.

    — Это платное мероприятие?

    — Это бесплатно. Но если приходят со стороны, то платят 60 рублей, но это музею. Но я приглашаю туда и поэтов, потому что они приходят туда и читают стихи свои, а я играю их так, как услышала. А еще там меняются экспозиции, там есть картины, которые я играю.

    Многие мои музыкальные произведения посвящены событиям, которые недавно произошли или происходят. Из последнего — много написано по событиям в Украине. И реквиемы есть циклами, ну, просто пришла и начинаю играть. Иногда бывает, что у меня до этого уже два мероприятия прошло, и я — выжатый лимон, и думаю, что сегодня ничего не сыграю, а потом что-то включается: то ли присутствие картин за спиной, то ли, что мой инструмент здесь, то ли глаза этих поэтов увидела, не знаю, ну, вот раз, и льется музыка.

    — То есть иногда программируете, иногда — все спонтанно происходит?

    — Да.

    — Скажите, пожалуйста, а подруги у Вас есть?

    — Вообще, да. Только времени у меня не хватает общаться. Сейчас еще до самолета планирую встретиться с подругой своей грозненской, мы общаемся по телефону больше, но когда я бываю в Москве, всегда стараюсь встретиться.

    — А в Краснодаре подруги есть?

    — У меня есть подруга. Она — поэт, «золотое перо Кубани», потрясающая поэтесса. У нас с ней уже десять песен и романсов. Необычайно талантливая. И еще у меня есть друг в Краснодаре Димка Плотников. С детства мы дружим, он был женат на моей однокласснице, уже развелся, но мы учились вместе и до сих пор дружим.

    — Мне просто кажется, когда женщина такая многогранная, все-таки какие-то ревностные женские нотки могут мешать отношениям.

    — Однозначно, у Людочки Мурашовой никаких ревностных ноток нет, она, единственное, обижается, когда редко меня видит, и мы мало общаемся, но потом она меня обычно прощает.

    — Скажите, пожалуйста, а какая Вы мама?

    — Вот все, что здесь написано, вот такая я мама (И. К. указывает на лежащую на столе ее книгу «Волшебные истины: пособие для родителей», любезно подаренную мне на память при нашем знакомстве, — примеч. автора). Решилась опубликовать. На самом деле, это вторая книжка по воспитанию, сильно доработанная и дополненная первая. Я мама …расскажу историю: однажды мой сын поставил меня в угол, я ни разу не наказывала его за всю свою жизнь, я категорически этого против. Я веду детские курсы, родительские программы, в моих авторских методах тоже много добра, у меня выездные детские лагеря. Так вот, ему было года четыре. Привожу я сына из детского сада домой, говорю: «Сынок, поиграй», — а сама ухожу на другую сторону дома, у нас два входа. Что-то на стол готовлю. А он мне: «Ах, ты так? Становись в угол!» Ну, думаю, как интересно, может, их в саду в угол ставят, откуда он это знает, я же его никогда не ставила. Сын ставит меня в угол, а я интересуюсь, мол, сколько мне тут стоять. Говорит, что на полчаса. Я знаю, что он по часам не понимает и спрашиваю: «А как ты узнаешь, что прошло полчаса?» Он отвечает: «Стой, пока не поймешь!» Я не стала спрашивать, как ты поймешь, что я поняла. Постояла пару минут и говорю, что полчаса уже прошло, вру ребенку. Он спрашивает: «Ты поняла?» Говорю: «Поняла». И он разрешил мне выйти из угла.

    То есть, как я отношусь, какая я мама? Ну, естественно, что я очень люблю своего сына безусловно. В свое время я нанимала водителя, чтобы он возил сына по всем кружкам. Он ходил в музыкальную школу, на танцы, в бассейн, на дзюдо, к логопеду, на английский, в художественную школу, подозреваю, что даже не все сейчас перечислила.

    — Не задыхался он от такой загруженности?

    — Задыхался. И постепенно все бросил. Но это все помогло. Он сочиняет музыку, он пишет стихи, он есть на сайте «стихи.ру», Эдвард Зигмунд. Интересные стихи. У него есть рэп-группа. Они выпустили сейчас свой диск. Он работает юристом в Энергосбыте, закончил юридический аграрный с отличием. Я ему сказала, что у меня где-где, а в юридических кругах связей никаких нет, поэтому помочь, если понадобится, не смогу. Но если хочешь, пожалуйста. Захотел и смог сам. Я никогда не лезла в его учебу, не проверила ни разу его уроки. Мы пережили ситуацию, когда он совсем не учился, потом плохо учился, потом понял, насколько это важно для жизни, и по окончании школы лучше всех написал ЕГЭ. И сам сказал: «Мама, если бы я это осознал чуть-чуть раньше, я бы школу закончил с золотой медалью». Ну, а так были четверки-пятерки.

    — У Вас один ребенок?

    — Да. Ему 23 года. Он очень много читает. Он никак при всем при этом не ботаник. У него колоссальный словарный запас, очень хорошо подвешен язык. Он встречается с девушкой уже много лет, но они почему-то не женятся. В 18 собирались, а теперь уже и не думают об этом. Он успешно работает, его повысили. Он хорошо относится к моей работе, но плохо относится к моей общественной работе. Проходил у нас в Центре много программ. Сын говорит: «Мама, я не хочу жить так, как ты». Говорит, что надо относиться к жизни более материально, так нельзя, как я, всю себя отдавать людям. Мол, вот когда мои бабушки-дедушки умрут, следующему поколению это уже не нужно будет, они другие.

    — Доля истины в этом есть же?

    — Конечно, есть. Но я же это делаю ни для того, чтобы мне были благодарны. Сейчас поколение молодежи действительно более материальное, им важно, чтобы все было. А для меня это совсем не важно.

    — Даже взять Вашу газету. Она стоит 34 рубля 84 копейки. Даже утруждающая бухгалтерия, так и хочется округлить сумму. Это все, очевидно, в убыток. Но Вы же при всем этом молодая женщина, у которой есть естественные потребности и желания хорошо выглядеть и т.д.?

    — Вы знаете, я вообще-то дорогой тренер. Я стараюсь хотя бы один тренинг проводить в месяц. Я это делаю ярко и харизматично. Я человек 5-6 в неделю индивидуально принимаю как психолог.

    — То есть Вы зарабатываете во время одной работы и тратите во время другой? Вас такая компенсаторная модель устраивает?

    — Да, да. Я нормально зарабатываю. Конечно, если бы я не занималась благотворительностью, я квартиру бы уже сыну купила давно, но не купила пока. Но не заниматься благотворительностью я не могу. Правда, не могу, реально это осознаю. Меня вывернет. Я много чего могу, но это — нет.

    — Тогда Вы — счастливая, потому что люди, которые Вас любят, Вам в этом не мешают, понимают и принимают Вас такой, не борются с этим.

    — Нет, не борются. Они где-то огорчаются.

    — Так Вам повезло по жизни глобально, что рядом с Вами такие люди. Потому что Вы любить бы меньше их не стали, даже если бы они вели себя иначе, уверена.

    — У нас такие отношения, что в них не принято бороться с кем-то или с чем-то. Я безусловно поддерживаю все, что делает мой муж. Даже если я могу быть с этим где-то не очень согласна. Я всегда поддержу, потому что жена должна поддерживать мужа. Она может быть просто не достаточно умной, чтобы понимать, что происходит. Я считаю, что дети всегда умнее родителей. Я считаю, что если бы было иначе, мы бы до сих пор ходили с каменными топорами. Я не всегда понимаю своего сына, но при этом думаю, что у меня ума не хватает. И я всегда поддерживаю то, что делает он. Это все во мне откорректировано воспитанием.

    — Какое замечательное выражение, Инна Казимировна, я бы даже сказала, авторский неологизм — «откорректировано воспитанием»?!

    — Это все от бабушки.

    — При этом, когда сын говорит, что Вашу жизнь хотел бы подкорректировать так и так…

    — Мою жизнь подкорректировать невозможно. Я его поддерживаю и понимаю, но у меня есть своя точка зрения. Меня с детства трудно сдвинуть с места, знаете, говорят: убить можно, переубедить нет. Это с пяти лет так было.

    — А по гороскопу Вы кто?

    — Дева. Я спорить не буду, доказывать не буду, кричать не буду. Я просто знаю, как надо. Я могу ошибаться, я признаю всегда свои ошибки, буду исправлять, мне будет стыдно. Но если я решила, я же должна дойти до конца.

    — И это до сегодняшнего дня так? Каким бы авторитетным не было для Вас мнение, например, супруга?

    — Да. Но ситуации ведь разные бывают. С Крымска он тогда меня принудительно забрал, я бы даже с панкреатитом не уехала. Но вывез…

    — А без слов понимаете друг друга?

    — Конечно, конечно. Я всегда его чувствую очень сильно.

    — А я думаю, что Вы невероятно скрасили его жизнь, потому что Вы все-таки необыкновенная…

    — Но ценности-то у нас одинаковые. Я больше всего ценю в людях благородство. Вот все остальное — неважно. Сильный-слабый, умный-глупый — это все такие мифы, правда, ведь? А благородство — это для меня важно, это моя фишка, если человек благородный, я ему многое прощаю.

    — Музыканты, на мой взгляд, — это люди с очень тонкой, нежной, проницаемой душой. Может быть, именно поэтому Вы нашли себя в волонтерской деятельности?

    - Это такое счастье — быть полезным людям, нести добро, общаться с талантливыми людьми, реализующими себя в творчестве. Вся усталость сразу куда-то девается… Но одно только творчество — это все-же не тот масштаб пользы. Когда жизнь вносит свои подчас несправедливые и негативные «коррективы» в наше мирное время, когда возникают ситуации форс-мажора, чрезвычайные происшествия, вот когда особенно нужно быть полезным…

    Степень искренности и открытости моей собеседницы не вызывала ни толики сомнения. И мне даже подумалось: родители должны были назвать ее именем собственным, которое выражало бы то, что она изо дня в день несет людям, от нарицательных — вера, надежда, любовь. Потом прочитала, что имя Инна в переводе с греческого означает «бурный поток», с латыни — «сильная вода». И поняла, что все это о ней.

    Дорогая Инна Казимировна, извините, что с опозданием, поздравляю Вас с прошедшим 5-го декабря Международным Днем волонтера! А еще: Вас и Вашу семью — с наступающим Новым годом! Желаю, чтобы в нем было только волонтерство, связанное с творчеством! И чтобы Вам удалось воплотить в жизнь свою маленькую мечту: положить стихи собственного сочинения на свою же музыку (ничего, что я об этом по секрету — всему свету?)! Я знаю, Вы этого хотите! Я уверена, у Вас это получится! Но потом Вы придумаете что-то новое, из разряда «чего я еще не могу — не умею», потому что «бурный поток» всегда имеет вектор. Так пусть он Вас несет только вперед и вверх… по «золотой лестнице».

    Е. В. Адал

    adal elena valerevna

    http://www.oppl.ru/2014-vyipusk-12/statya-nomera-volonter-po-jizni.html